Чего выжидает Путин
Выступление Владимира Путина в Валдайском клубе – речь и особенно ответы на вопросы – отличалось спокойствием, если не сказать умиротворением, контрастирующим с международной обстановкой. Например, оценка Реджепа Тайипа Эрдогана как партнёра, с которым «не просто приятно… надёжно работается» удивительна на фоне того, как геополитические интересы России и Турции сталкиваются практически повсеместно. Фраза «позволю себе так вот просто пофилософствовать» отражала, пожалуй, дух данного явления президента на публике.
Гадать о личных причинах благостного настроя Путина смысла нет, а вот понять причины структурные попробуем. В 2020 году мир вступил в новый этап. Пандемия его не перевернула, но сделала неоспоримыми тенденции, которые копились давно: фрагментация единого устройства, быстрая эрозия институтов, переход к соперничеству на всех уровнях и по всем направлениям. Соперничеству, не подчиняющемуся правилам, как случалось в периоды относительной упорядоченности мировой системы, а хаотическому. Международные отношения двигались к такому состоянию с начала XXI века, но вирус придал мощный импульс.
Подобное положение вещей содержит значительные риски. Они связаны не столько с угрозой мировой войны (здесь ядерное оружие функцию предохранителя не утратило), сколько с ростом количества локальных конфликтов разного калибра, в которые втягиваются великие державы. Последние руководствуются какими-то интересами, соображениями престижа или того, что понимается как восстановление исторической справедливости. Результатом становится изматывание крупных стран. Они а) расточают ресурсы, необходимые для обеспечения собственной устойчивости в условиях агрессивной внешней среды; б) убеждаются, что не могут решать региональные проблемы с прежней эффективностью в силу их крайней асимметрии и нелинейности.
Данное явление имеет несколько следствий.
Во-первых, экспансионизм как принцип развития вступает во всё более явное противоречие с внутренними интересами обществ и государств, поскольку всюду проявляется ограниченность ресурсов (политика США и Евросоюза – яркие примеры, Китай балансирует, пытаясь нащупать грань, Турция пока что делает вид, что обладает кратно большим потенциалом, чем на самом деле и так далее). «Рефлекторности» во внешней политике (делаем так, потому что так делали всегда, и даже – берём всё, что можно взять) больше нет.
Выработка критериев оценки – самая сложная политическая задача, поскольку требуется учёт самых разных факторов – материальных и нематериальных, каждый из которых может иметь разный вес в разных ситуациях. Проще говоря, в каких-то конфликтах преобладают сугубо меркантильные аспекты, а в других – резоны, связанные с поддержанием репутации и сохранением общего долговременного влияния. Материя тонкая и трудно поддающаяся подсчёту.
Во-вторых, увеличивается расхождение между словами и поступками. Примирительные высказывания, обратные реальным шагам, – практика классическая. Но сейчас агрессивная риторика зачастую призвана замаскировать отсутствие дел, результата либо действия в совершенно ином направлении. Если добавить специфику эпохи «пост-» (-модерн, -правда и тому подобное) и растущую активность обществ, которые надо убеждать в правильности проводимого курса, словесная оболочка превращается в дымовую завесу – напускаемую сознательно или инстинктивно.
В-третьих, размывание (вплоть до исчезновения) рамки общепринятых правил придаёт куда большую значимость личностям на руководящих постах и, соответственно, делает политику более индивидуализированной и импульсивной. Иными словами, степень фильтрации «базара» снижается, что одновременно и девальвирует его, и усугубляет опасность.
Применительно к России всё это означает следующее.
Рецептов этого самого развития нет ни для внутреннего, ни для внешнего направления. А пандемия застопорила предпринимаемые ранее попытки их сформулировать. Подмена внутренней динамики внешними успехами себя исчерпала, общество всё больше фокусируется на том, что волнует его каждодневно. Тем более что степень непредсказуемости результата от действий на международной арене явно увеличилась. Это не говорит в пользу изоляционизма, поскольку он просто невозможен: Россия – часть взаимосвязанного мира и обеспечить её интересы исключительно внутри собственных границ невозможно. Тем важнее выработка упомянутой выше иерархии приоритетов, исходя из задачи внутреннего развития. Об этом говорилось все годы, но без очевидного результата.
Рассчитывать на появление чудесной «стратегии прорыва» тоже не приходится, в момент явного перелома на мировой арене долгосрочное планирование крайне осложнено и весьма рискованно. Ситуативность и быстрота реакции замещают его по мере возможности.
Напористость и эмоции, которые не раз звучали из уст президента, в том числе неоднократно и в Валдайских речах, сейчас попросту ничего не дадут. Сдержанность же может принести дивиденд, если, конечно, она не синоним бездействия и за ней стоит трезвое понимание реальности, а не усталость от происходящего и желание, чтобы оставили в покое. Вот в покое сейчас точно никто никого не оставит.